На протяжении столетий в доиндустриальную эпоху канализационные стоки в крупных городах Европы составляли важную часть агроценоза – удобряя окрестные поля. В Лондоне в середине XIX века впервые была сделана система канализации длиной 850 км, выносившая нечистоты в море. Сегодня на брикетах лондонских экскрементов работает электростанция.
О том, как была сделана лондонская канализация – величайшее чудо света для своей эпохи – рассказывается в книге Кэролин Стил «Голодный город. Как еда определяет нашу жизнь» (Стрелка Пресс, 2014, стр. 333-340).
«К началу XIX века население Лондона выросло в четыре раза, и его садоводческие хозяйства, теперь разросшиеся до самой реки Ли, по-прежнему регулярно получали удобрения через Навозную пристань – главный пункт сбора отходов в городе. Предложение примерно соответствовало спросу (больше населения, больше экскрементов, больше полей, удобряемых ими, больше еды для горожан) – пока не появился ватерклозет, придуманный Джозефом Брама в 1778 году. Решив проблему дома одним нажатием на спусковой рычаг, ватерклозет создал настоящий кошмар в масштабах города. Объём сточных вод резко увеличился. Старые отхожие ямы переполнились, засоряя и переполняя уличные дренажные канавы, предназначенные только для дождевой воды. Экскременты начали просачиваться из подземных стоков между досками полов в домах, расположенных в низинах.
С 1830-х годов в Лондоне одна за другой бушевали эпидемии холеры. В 1842 году социалист Эдвин Чедик опубликовал «Исследование санитарных условий жизни трудового населения Великобритании», где рисовалась мрачная картина жизни в первые годы правления королевы Виктории. Чедвик там делал вывод: «Различные формы эпидемий, эндемий и других болезней, вызванных нечистотой воздуха, порождённые разложением животных и растительных субстанций, сыростью и грязью, а также теснотой жилищ, одолевают население в каждом уголке королевства».
В 1848 году правительство отреагировало на ситуацию созданием органа «Объединённая комиссия по канализации». Её первым шагом, по предложениям Чедвика, стала промывка 369 подземных стоков Лондона. Эта операция, предпринятая с наилучшими намерениями, обернулась катастрофой – её результатом стал слив веками копившихся нечистот в Темзу. Многие лондонцы брали питьевую воду из Темзы, и результатом стала новая вспышка холеры. Теперь эта болезнь возникала каждый год, унося до 10 тысяч жизней.
«Кризис нечистот» в Лондоне спровоцировал по всему западному миру дискуссию о проблеме городских отходов. К примеру, «отец минеральных удобрений», немец Юстус фон Либих говорил о чрезвычайной ценности экскрементов – точнее о питательных веществах, содержащихся в них. «Их необходимо возвращать земле, иначе окрестности городов превратятся в бесплодную пустыню». Он даже написал письмо британскому премьер-министру Роберту Пилю:
«Причину истощения почв следует искать в привычках горожан. Так, ватерклозеты не позволяют собирать и сохранять жидкие и твёрдые испражнения. В Британии они не возвращаются на поля, а уносятся реками в море».
С доводами Либиха согласился и Чедвик. Сам он стал приверженцем использования нечистот, побывав в Эдинбурге и отметив, насколько плодороден участок, орошаемый водами одного из главных сточных каналов под названием «Зловонный ручей». А два английских химика Хоффман и Уилл подсчитали, что содержимое экскрементов лондонцев за год равняется объёму всего ввозимого гуано в Британию (гуано – слежавшийся птичий помёт – БТ). Британское высшее общество стало склоняться к тому, чтобы оставить как есть, как это было принято во всех городах Европы – собирать экскременты и вывозить их на поля.
Однако жаркое лето 1858 года сделало теоретические рассуждения о пользе нечистот неприемлемыми. В тот год от ядовитых вод Темзы поднялся «Великий смрад»: зловоние было настолько сильным, что окна Палаты общин пришлось задрапировать тканью, пропитанной хлоркой. В городе снова началась эпидемия холеры.
Политики, веками забалтывавшие вопрос о нечистотах, наконец убедились, что надо что-то предпринимать. Созданному вместо Объединённой комиссии по канализации новому органу – Столичному управлению коммунального хозяйства – было поручено решить проблему раз и навсегда. Был объявлен открытый конкурс, на который представили 140 проектов разной степени фантастичности. В одном из них предполагалось переправлять лондонские нечистоты в сельскую местность по радиальным каналам. Согласно другому, отходы следовало бы собирать в плавучие цистерны, а затем на буксирах вывозить в море.
В 1859 году Управление, рассмотрев и отвергнув все 140 проектов, остановилось на плане, разработанном его собственным инженером Джозефом Базалгеттом. В основе этой схемы лежало предложение, внесённое 25 годами художником-библеистом Джоном Мартином. Он был одержим апокалиптическими видениями, но в редкие дни просветления, в 1834 году Мартин опубликовал брошюру (с мастерски выполненными иллюстрациями), где предлагал очистить Темзу за счёт прокладки по обоим берегам реки двух перехватывающих коллекторов, над которыми можно было бы построить галереи, «чтобы трудящееся население могло предаваться такому полезному занятию, как пешие прогулки».
В Лаймхаузе и Ротерхите коллекторы должны были заканчиваться огромными резервуарами, где их содержимое превращалось бы в компост и продавалось фермерам «как это делается в Китае». Идея была блестящей, но у Мартина не хватило инженерных знаний, чтобы проработать её практическое применение. Но за дело взялся инженер Базалгетт. Он предложил соорудить пять перехватывающих коллекторов, проложив их с лёгким наклоном, чтобы задействовать природную дренажную систему бассейна Темзы. Они должны были пересекаться с существующими канализационными каналами и притоками реки. Конечными пунктами системы должны были стать два огромных резервуара, в Бектоне на севере и в Кросснере на юге, где сточные воды скапливались бы в ожидании высокого прилива, который уносил бы их прямо в море.
Проект Базалгетта окончательно хоронил планы по рециркуляции экскрементов. После «Великого смрада» правительство желало только одного – избавиться от них, причём как можно быстрее и эффективнее. С этой задачей Базалгетт блестяще справился.
Строительство новой системы канализации Лондона было завершено в кратчайшие по тем временам сроки – за шесть лет. Всего было извлечено 2,7 млн. кубометров грунта, а для облицовки потребовалось 318 млн. кирпичей (их цена в Англии в этот период выросла в 1,5 раза). Общая протяжённость перехватывающих коллекторов составила 137 км, при этом каждый из них представлял собой наклонный канал овального сечения, которое должно было максимизировать скорость потока. Система, соединявшая 720 км основных канализационных стоков (т.о. общая длина этой системы превысила 850 км), была способна переместить более 2 млн. кубометров сточных вод в день, причём почти исключительно за счёт их собственного веса.
Это «почти» и стало причиной сооружения насосной станции в Кросснере. Хотя Базалгетт использовал все возможные ухищрения, чтобы задействовать силу тяжести, ему всё же потребовались четыре насосные станции (одна на северном и три на южном, низинном берегу Темзы) для перекачки нечистот. Станции Кроснесс, находящейся в самой нижней точке системы, доставлся наибольший объём работ: поднимать половину всех сточных вод Лондона на высоту до 12 метров, чтобы они попадали в гигантский подземный резервуар.
Построенная Базалгеттом системы действует в Лондоне и сейчас. Станция Кросснес работает и сейчас, перекачивая 700 тысяч кубометров нечистот в сутки. Твёрдые отходы с 1860-х годов и по 1990-е годы грузились на баржи и затем сбрасывались в Северное море. Такая операция долгое время даже считалась благопринятной для морской экосистемы, т.к. экскременты способствовали бурному росту простейших и планктона, началу пищевой цепочки, на вершине которой находились сельдь, треска или пикша.
Однако начиная с 1998 года завод в Кросснессе стал прессовать и высушивать твёрдый осадок. Оказалось, что это прекрасное горючее (навроде кизяка, используемого издревле степняками). Эти брикеты используются в качестве топлива для собственной электростанции, и обеспечивает канализационному комплексу около 70% потребляемой им энергии.
